Валерий СЕНДЕРОВ

"Команда российских студентов стала чемпионом мира по программированию. В американском городе Орландо прошел студенческий чемпионат мира по программированию. Первое место заняла команда Санкт-Петербургского университета..."

Сообщения ажиотажа не вызывают. Специалисты пожимают плечами: им все ясно, их не удивишь. "Питер? Ну конечно, кто же сегодня может с ним конкурировать. Москва? — нет, столица отстает, центр математического образования явно сместился на Север. Белорецк, Вятка? — ну да, там сильнейшие компьютерные школы; но все же у Питера человеческие ресурсы побогаче. Соревнования были международными? Ну и что из того? Китай и Иран пока не конкуренты, у них с техникой еще беднее, чем у нас. А кто же еще: Запад? Америку мы на сей раз обошли, а остальные..."

А неспециалисты таких сообщений вообще не замечают: их внимание приковано к другим номерам тех же газет. К тем, в которых, как ни в чем не бывало, разворачиваются продуктивные дискуссии: как нам ухитриться дореформировать образование до мировых стандартов? Участники доходчиво объясняют друг другу. Все объясняют, а главное: как мы, темные, опять отстали. С евреями вместе отстали, евреи — еще один неспособный к науке народ. Ведь это же надо: во всем мире студентов набирают по прогрессивному тестированию. Нигде уже нет экзаменов, только в Израиле да у нас!

Переворачиваем страницу — и опять сенсации. Те, которые в газетные шапки не вынесешь. Неловко как-то... Хотя отношение к образовательным дискуссиям они имеют. И немалое...

В этом году хакеры два раза ограбили Пентагон: взломали надежнейшие, с точки зрения военных секретчиков, системы защиты. Нанесли ребята ущерб благоприобретенной родине. Может, по инерции? Кончали-то они элитные московские спецшколы. Я разговаривал со своими коллегами, они читали будущим преступникам лекции лет 15 назад. Фамилии злоумышленников особых эмоций не вызвали. "Ну да, ребята с головой. Но — не из первой десятки в своем классе: хватает у нас публики и посильнее".

А вот еще новость, тоже из области компьютерного хулиганства, она шумела в газетах пару недель. Какие-то хакеры разослали по интернетовской сети "любовное письмо". Получатель вскрывал письмо, озаглавленное "I love you", — и надолго прощался со своим компьютером: почтовая связь оказывалась надежно блокированной. Так хулиганы наказали ведущие фирмы, на миллионы долларов. А тот же Пентагон с Белым домом в придачу — и еще круче.

В России же милую шутку... не заметили: у наших пользователей системы надежно защищены, и никто не станет читать подозрительное письмо в опасном для машины режиме. Нет у нас лишних миллионов на оплату юмора. "Надо иметь не только технику, но еще и голову", — такую философскую сентенцию я не раз слышал по этому поводу от программистов.

Миллион к нулю — счет неплохой, и он вызвал некоторый интерес в средствах информации. И нам этот счет объяснили: "У нас пользователей мало, и поэтому они квалифицированы. А у них компьютер — у каждой домохозяйки". То есть, опять в нашей отсталости дело...

Прервем, однако, листание газет, хотя нужные для выводов факты в них найти совсем нетрудно. Надо только уметь читать. (И хотеть... но не будем забегать вперед). Выводы же — крайне просты: наше образование качественно превосходит западное; может быть, на порядок. И стремиться его "усреднить" можно только по бездонной глупости. Или по иным причинам: ни от кого не секрет внушительные гранты, выделяемые фондами на переход к "прогрессивным стандартам".

А споры вокруг образования кипят, и к такому, как мы, выводу некоторые спорящие и приходят. Именно специалисты (как нетрудно догадаться). Формулируют они свои выводы с крайней осторожностью. Но это не помогает. Любые слова о том, что наше образование "ну не хуже... или уж во всяком случае не намного хуже" европейско-американского — принимаются в штыки, вызывают у неспециалистов ярость. Почему?

Причин много, главная из них печально проста: мы привыкли ориентироваться не на факты. А — на идеологию. Ты утверждаешь, что советское образование было значительно выше западного? Так дело не в том, что ты или прав, или ошибаешься, дело — в твоих мировоззренческих мотивах: ты — советский империалист, воздыхатель по прошлому. А может, того хуже, может, ты — славянофил?

Но не следует думать, что тотальная идеологизация сознания — исключительно советский пережиток. На нас оказывают влияние новые мировые идеологемы. А они властно предписывают нормы поведения, не имеющие ничего общего с заботой об истине. Есть такой замечательный принцип: "политкорректность", любые ясные оценочные суждения он ставит под категорический запрет. Чтобы никому не было обидно.

"Цветным не нравится детская сказка "Маленький черный Самбо". Сжечь ее. Белым неприятна "Хижина дяди Тома". Сжечь и ее тоже. Нужна безмятежность, спокойствие. Прочь все, что рождает тревогу".

Так определил суть этого принципа великий американский писатель Рэй Брэдбери. До сожжения книг дело пока не доходит, а вот самоцензура действует вовсю. Попробуйте, допустим, сказать, что немецкая философия выше новозеландской. А вы что, основательно и детально знакомы с последней? Знаете, какие там есть университеты, какие в них мыслители? Ах, не знаете? А почему же тогда судите? Может, вы — расист?

Сегодняшние споры об образовании — это споры компетентности с толерантностью. С одной стороны — ученые мирового уровня, и за плечами у них подчас, помимо научных достижений, десятилетия работы с талантливой молодежью. Факты этим людям известны досконально, а выводы их ясны, четки и однозначны.

Вот, например, интервью с академиком Юрием Журавлевым. В 1961 году ученый начал преподавать в Новосибирском университете, он — один из создателей первых в стране физматшкол, профессор МФТИ и МГУ. Журналист спрашивает ученого о его отношении к "единому экзамену" — вирусу, поразившему наше образование как раз в текущем году.

— Как Вы относитесь к идее Единого экзамена, который хотят проводить в виде тестов?

— Плохо отношусь. Мне не нравится маниакальное увлечение тестами: специфические способности не улавливаются стандартным тестированием. Поэтому элитные американские университеты (хотя и принимают во внимание тесты) в том или ином виде все равно проводят свои испытания. Лучше всего, чтобы каждый вуз (за исключением тех, кто готовит специалистов стандартных профессий) устанавливал свои экзамены.

Итак, лучшие университеты США понимают несовершенство (мягко говоря) "прогрессивной технологии". Это — с одной стороны. С другой — технологии эти на нашей почве "обогащаются", обрастают послесоветской спецификой. Так, материалы "единого экзамена" в этом году стали известны школьникам заранее из интернета (а все знающие люди в предстоящей "утечке информации" нисколько и не сомневались).

Что же можно возразить против очевидного вывода: такая "реформа" губительна, она — плод в лучшем случае глупости? Но в "культуре толерантности" на такой вывод возражать и не станут — потому что он лежит за пределами этой культуры...

Стоит, между прочим, задуматься над простой вещью: кто выступает решительным противником "реформирования", кто объявляет его непоправимой катастрофой? Десятки ученых с мировым именем — наиболее вестернизированная часть нашего общества. Половину своего времени эти люди проводят в Европе или в США: семестр — в тамошнем университете, семестр — здесь. Запад эти люди знают чуть получше чиновников-грантополучателей. Так почему же они бьют тревогу?

Впрочем, мы вовсе не призываем читателя верить авторитетам на слово: если есть странное, вызывающее сомнения утверждение — лучше самому разобраться в нем. Что это значит: "Российское образование превосходит западное на порядок"? Мы что — умнее, что ли, в 10 раз?

Что ж, во-первых, бывает, что и умнее: иногда народ начинает, в том или ином отношении, существенно превосходить окружающих. Хорошо, что не было толерантности и "политкорректности" в XVIII-XIX вв. А то кто-нибудь непременно довел бы до евростандартов немецкую музыку, русскую литературу, французскую кухню... Причины перевеса бывают разными; но в интересующем нас случае его нетрудно объяснить. По крайней мере, отчасти.

Я помню случай, когда два немецких профессора начали искать в своем городе талантливых школьников, заниматься с ними. Успехи были быстрыми и внушительными; кто знает — может, некоторые из этих ребят стали бы грозными конкурентами своих сверстников из России. Но не довелось им: их учителей-профессоров заклевали. Смотрели на них все более косо: поиск элиты, воспитание ее? Вот чем эти мракобесы занимаются! А вы что, — забыли, чем эти элитарные штучки пахнут?!

Вот так, а против общества — не попрешь. Свободное общество — это тебе не презренное тоталитарное государство: с какой моральной позиции ему противостоять?

А вот еще пример: наши учителя были в нескольких западных странах по обмену (в рамках одного из международных математических соревнований). Они присутствовали там на уроках, и везде на полчаса давалось задание, с которым любой ученик справлялся за двадцать минут. Дети смотрели в потолок, всем им было смертельно скучно. Кажется, почему не дать новые задачи тем, кто зевает вот уже десять минут?

Один из наших не выдержал, так и спросил: "Скажите, а у вас может кто-нибудь решить лучше других, выделиться?". Ответ поразил приезжих своею гордостью: "Выделиться? Никогда!".

Вот вам и объяснение: если кто-нибудь хочет "не выделяться", — что ж, будет ему по нужде его. Но такое объяснение само нуждается в свой черед в объяснении: почему это так? Почему принципы, на которых базируются европейско-американское и российское образования, оказались сегодня в корне различны?

Лет 20 назад этого еще не было. "Бог создал людей равными" — так гласил еще слышимый, еще исповедуемый в эпоху Картера-Рейгана принцип. Равными перед Создателем, откуда ясно следовала необходимость равенства и земных прав. А также — равенства стартовых возможностей, им по праву гордились Соединенные Штаты. Но никто не ревизовал волю Божью, не утверждал, что люди созданы одинаковыми: все ускоряющаяся эгалитаризация представлений — "достижение" последних лет.

Протестантская цивилизация всегда базировалась на культе успеха, богатство и удача изначально рассматривались в ней как несомненный знак Божией благодати. Но прославляемая у нас сегодня веберовская этика — палка о двух концах: пафос равенства и фетишизация тождественности в ней неразрывно слиты, а культура современного труда становится заменителем иных, высших форм культуры. Критерий же истинности и праведности жизни все тот же — успех, успех...

Но на определенной стадии благополучия и успешности интерес к науке, к культуре просто отмирает — незаметно, быстро и необратимо. Как хорошо, как тихо в уютных аудиториях западного университета: никто не засидится в них по окончании рабочего дня...

И это бы еще полбеды: от благополучия обыватель обычно сатанеет, и на свою одинаковость он никому не даст посягнуть. Массовые стерилизации в далеком Китае на права обывателя не посягают, до них ему дела нет. А вот очкарик в классе, решающий задачи лучше, чем его сын... Я что, для того плачу за школу, чтобы моего ребенка травмировали там?!

Образование неотрывно от общих духовных процессов, и без их понимания состояние образования понять нельзя. А тем более — его перспективы.

Впрочем, к европейскому естественнонаучному образованию слово "перспективы", пожалуй, уже и неприменимо: воспроизводство ученых продолжается в единственной стране западного ареала, в США. И причины этого связаны с уникальными, отсутствующими как в Европе, так и у нас, особенностями Нового Света.

Одна из таких особенностей — роскошная эмигрантская "подпитка". "Мы стали страной, где русские профессора учат китайцев", — без особого удовольствия констатируют коренные жители США. Первую часть этой формулы проварьировал недавно и Джордж Буш, назвавший Россию "страной великой математики", — ясно, что ни к абстрактной науке, ни к вкладу в нее России как таковой президентский комплимент отношения не имеет.

"Эмигрантский фактор" обезвреживает, в значительной степени, и пламенный идиотизм тестового набора в вузы: при приеме в университеты существенно учитываются грамоты и премии, привезенные абитуриентами — новыми эмигрантами с престижных национальных соревнований и олимпиад. Американский расчет на "пересадку мозгов" в дальней перспективе может и не оправдаться: поощрение науки в странах бывшего соцлагеря и Азии способно резко уменьшить отъезд талантливых людей; однако сегодня эмигрантский фактор обеспечивает преемственность американской науки.

Но дело не только в этом факторе. Америка — страна с огромной населенной территорией, с многообразием жизненных форм и укладов на ней; и привестись к окончательному единообразию такой стране достаточно трудно. Унификационные тенденции современного мира во многом исходят из США, но опасны они прежде всего для других стран: для тех, кто простодушно (или не вполне) пускается перенимать "прогрессивные методы". Американского потенциала — ни денежного, ни эмигрантского, ни ресурсов необозримой "глубинки" — у таких стран и в помине нет.

Но вернемся к основной нашей теме, к происходящему в России. Конкурсы в вузы у нас с каждым годом растут, равно как и посещение школьниками различных элитарных мероприятий. Как раз последний факт и поражает больше всего наших западных коллег. Когда в провинциальном городе сотни школьников идут в воскресенье решать задачи, — это удивляет больше, чем победа команды в дюжину школьников на международной олимпиаде.

Чем же это объяснить? Причин несколько, они разнородны, но следствия их сфокусировались, счастливым для России образом, в нашем сегодняшнем дне.

Одна из причин очевидна: режим поощрял естественнонаучное образование в своих военных целях. Но традицию физматобразования в СССР сформировала не только агрессивная мощь режима, — а и его возраставшая с каждым годом непопулярность. Карьера ученого была возможностью не только прилично "кормиться", но и вырваться, часто в довольно значительной степени, из идеологических рамок: ученым, в том числе и потенциальным, дозволялось многое, чего власть не стала бы терпеть в иной среде.

Мы жили уже не в сталинские времена, когда метод "приручения" был прост: арест и отправка в шарашку. В наши дни режим терпел либеральную автономию микромира, который, в конечном счете, работал на него. Конечно, не "верой и правдой"; но этого обычно и не требовалось.

И в итоге создавалась ситуация, уникальность которой мы сегодня уже не осознаем. Что может делать ученый помимо основных своих занятий? Очень многое: путешествовать по миру, читать любые книги, подрабатывать на какую-нибудь фирму... А теперь вспомним общество, в котором все подобные возможности были закрыты. А оставлена была ровно одна "лазейка": ошалевший за своим письменным столом теоретик шел к молодежи. Которую власть тоже лишила всех других возможностей нормальной человеческой жизни...

Ученики физматшкол подчас плохо понимали своих сверстников. А те не понимали их: они жили в другой — общесоветской — реальности. И они просто не могли вообразить, что такое бывает: общение со взрослыми на равных, свободные разговоры, книги, песни под гитару... И для взрослых, и для детей это была возможность жить.

Забавное же у новой России отношение к советскому прошлому. Мы адаптируем, впускаем в свою жизнь обрывки идеологии и символики режима. Объявив себя наследниками разрушителей, — мы и то, что при них было создано, в свой черед готовы добить. Создано же в СССР для будущего лишь одно: система образования и наука. Создано как очаг пассивного сопротивления режиму, но и благодаря ему — тут все слилось.

Но не только в "советско-антисоветском" наследии дело: престиж образования в России растет, и факт этот имеет давние и глубокие исторические причины.

Культа успеха как такового, независимо от его происхождения, в России не было; а вот уважение к некоторым формам жизни, даже почитание их, — присутствовало. И образование, грамотность, "книжность" всегда были одной из этих форм. Яркое отражение этой ситуации мы находим в литературе. Например, у Гоголя в "Выбранных местах..." описан помещик, о котором ходила слава, что он литератор. Помещик этот был уличен в каком-то неблаговидном поступке, и это весьма озадачило дворян, знавших о его славе. "А еще писатель", — в недоумении говорила вся губерния.

А можно обратиться и прямо к истории. Еще в конце XVIII в. уличаемый вор мог уйти от суда, доказав, что он грамотен: это служило неопровержимым свидетельством честности. Можно вспомнить и об уникальной грамотности русских в домонгольскую эпоху — но не будем уходить в историю далеко.

Так, задолго до создания современной системы образования, создавался его престиж. И то, что мы разрушаем сегодня, — не только плод специфической реальности 60-80 гг минувшего века. Мы истребляем плод нашей тысячелетней культуры.

Сегодня образование — уникальный шанс России. В геополитическом раскладе мы — часть европейского, западного мира; часть, сохранившая огромный творческий потенциал. Китай же в близкой перспективе — не только доброжелательный конкурент на Олимпиадах...

(Кстати об Олимпиадах: последняя Международная математическая завершилась буквально только что, она состоялась в Вашингтоне в июле. Первое место, с заметным отрывом от остальных команд, занял Китай. Второе и третье поделили Россия и США (при нашем преимуществе по "золоту"), четвертое и пятое — Болгария и Южная Корея; шестое — у Казахстана. Не упомянутые нами страны Европы — много ниже.

Что ж, результаты эти полностью подтверждают наши рассуждения и прогнозы — как высказанные, так и лишь намеченные в этой статье. "Алеет Восток", во весь горизонт алеет; а что — европейским противовесом ему? Россия+Болгария+(возможно) Казахстан. ("Возможно" — потому что от нас, от России зависит: отойдут ли такие страны, как Казахстан, к Востоку или останутся в орбите нашего, европейского влияния.) Интересно, как отреагирует любой "реальный" политик, если представить ему эти три страны как европейских лидеров в некоторой важнейшей для будущего области...)

Здесь не место углубляться в эти темы, наша статья — о вещах более простых. Но некоторые выводы — они же очевидны, они напрашиваются.

Что ж, если мы убьем, "дореформируем" до евростандарта этот свой шанс, — другого, надо полагать, уже не будет.

Опубликовано в журнале "Посев" (N9 за 2001 год).
Сайт журнала в сети смотри http://webcenter.ru/~posevru